Гостиница «Сигма» [Сборник] - Владимир Михановский

Исав читал иногда Фиглю отрывки из своей поэмы, и каждый раз Дон припоминал ощущение удушья, испытанное им несколько лет назад на море, когда он пробирался по дну среди скользких водорослей и акваланг вдруг забарахлил.

Но в конце концов, и бездарность иной раз заслуживает если не снисхождения, то жалости…

— Чем же ты закончил тот эпизод, когда она прочитывает его письмо и решает броситься с башни? — неосторожно спросил Дон Фигль.

— А вот я тебе почитаю, — оживился Абор.

Дон ругал свою опрометчивость, но было поздно. Исав завыл, забормотал, загнусил.

Видимо, он зарядил надолго. Попробуй прекратить осенний дождичек, начавший вдруг моросить!..

Сколько могла длиться эта пытка? Надо что-либо придумать, иначе головная боль обеспечена на целую неделю.

— Послушай, мне пришла блестящая мысль, — прервал Фигль чтеца на фразе «О боже! — вскрикнула графиня…».

— Что? — переспросил Абор, поперхнувшись графиней.

— «Анитра» прочла твои «Элегии дуду»?

— Само собой.

— Целиком?

— Кроме этой странички.

— Отлично. Так дай ей и этот листок.

— Без тебя знаю, — проворчал Абор, недовольный тем, что его перебили. — Все? — И он набрал полную грудь воздуха, приготовившись декламировать дальше.

— Погоди, — заторопился Дон Фигль. — Так почему она не может оценить твою поэму?

— Кто?

— Да «Анитра» же! Она не ошибается…

Разинув огромный рот, Абор молча смотрел на Фигля.

— Но… Она может только автора определять… — промямлил наконец Абор.

— Верно. Но кто мешает тебе изменить программу?

— Ты думаешь? — нарушил Абор томительную паузу.

— Ну конечно! Кто лучше «Анитры» знает мировую литературу? Она помнит все, что когда-либо было увековечено типографскими знаками или письменами, будь то на бумаге, папирусе, пергаменте или мраморе. Так что «Анитре» будет с чем сравнивать твои «Элегии».

— Гм, пожалуй. — Абор почесал угреватый лоб. — Но кто мне составит новую программу?

— Подумаешь! Я помогу, — свеликодушничал Дон, донельзя довольный прекращением пытки.

Абор Исав загорелся новой идеей.

— Давай приступим сразу же! — сказал он.

— Может, подождем?

— Зачем откладывать? Вот перфолента, как раз новый рулон, вот табулятор, — засуетился Абор.

— Сразу мы не можем, сказал Дон.

— Почему?

— Очень просто. Как составить для «Анитры» программу? По какому признаку должна она сравнивать между собой разные книги?

— Как сравнивать книги? — повторил Абор.

— Ну да! Как «Анитра» будет измерять уровень гениальности?

— Действительно, я не подумал об этом, — проговорил Исав.

— Понимаешь, мы должны поставить перед «Анитрои» вопрос: какая книга самая гениальная?

— Точно. — Глаза Абора заблестели. В душе он видел уже свои «Элегии», увенчанные лаврами. — Так, может быть, обойдемся вообще без программы?

— Как это?

— Поставим перед «Анитрой» вопрос. Как она решит — так пускай и будет.

— Это опасно.

— Может не найти решения?

— Не то, — покачал головой Дон Фигль. — Если мы не укажем, в каких единицах измерять гениальность, твоя «Анитра» может перегореть.

— Отчего?

— От перенапряжения.

— Так не годится, — перепугался Абор.

«Анитра» безучастно смотрела на двух людей своими огромными блюдцами-фотоэлементами. Изредка, когда произносилось ее имя, блюдца мигали.

К обоим «Анитра» привыкла. Хозяина видела каждый день, да и второй появлялся здесь частенько. Вот и сейчас они, по обыкновению, говорят о чем-то непонятном и, по всей вероятности, вздорном. Впрочем, это вообще характерно для странных двуногих существ, называющих себя людьми.

Расплывчатые слова, расплывчатые понятия, расплывчатые поступки. Нет того, чтобы жестко запрограммировать каждый свой шаг, четко формулировать каждую фразу, ведь сказал же один математик, ее создатель, неизвестно куда исчезнувший, что для того, чтобы получить правильный ответ, нужно уметь правильно поставить вопрос. Ясно, казалось бы?

Так нет. Эти самые люди готовы часами восторгаться какой-нибудь чепухой вроде заката светила или смеси разноцветных красок, распределенных по полотну (к тому же неравномерно), или слушать набор звуков, которые каждый из них толкует по-разному…

Сталактит из окурков угрожающе перевесился набок, грозя вывалиться из пепельницы. Слежавшиеся слои дыма лениво колыхались и не думая выходить в открытую фрамугу. Абор и Дон исписали кучу бумаги, но желанная программа для «Анитры» все не получалась. Формулировка задачи была ясна: установить, какое произведение, из всех известных «Анитре», является самым великим. Остановка была за малым: чем измерить гениальность книги?

«А ведь и впрямь интересная задача, — подумал Дон Фигль, на миг отрываясь от листа, исчерканного формулами. — У каждой эпохи был свой признанный властитель дум. Так что, если ограничить задачу определенным отрезком времени, например столетием, задача сильно облегчается. Но что получится, если попытаться сравнить между собой этих самых властителей дум разных эпох? Что в этом случае принять за главное? По какому признаку сравнивать книги, написанные в разные времена?»

Снизу, с десятиэтажной глубины, сюда еле доносились звуки засыпающего города.

«Однако этот дурачок в самом деле надеется, что его бредовый опус получит у „Анитры“ первый приз, — мелькнуло у Фигля, когда он глянул на счастливое лицо Абора, вычерчивавшего на голубом листе какуюто замысловатую схему. — Пусть надеется. Чем бы дитя ни тешилось…»

— Ничего не приходит в голову, — сказал Абор и скомкал листок.

— И мне, — произнес Дон.

Дон Фигль понимал лучше Абора, что «Анитра» — создание безвременно ушедшего гения — отличается от своих электронных товарок так же, как победительница на конкурсе красоты выделяется из тысячной толпы стандартных девиц. Термоионная, с блуждающей запятой, она могла разрешить любую логическую задачу. Но как быть с задачей, перед которой логика пасует?..

— Так дело не пойдет, — решительно заявил Дон Фигль, вдавливая окурок сигареты в холм, давно успевший похоронить под собой пепельницу. — Прежде чем мы не определим главный признак гениальности, дело не сдвинется ни на шаг.

— Вот вся литература, какая у меня имеется…

— Вся эта макулатура, — перебил Дон Фигль, указав на груду книг, принесенных Абором и возвышавшихся посреди стола, — ничего по сути не объясняет.

— Нет, почему же…

— «Гений — это труд». Или: «Гений — это терпение». По-твоему, такое определение годится для «Анитры»? — сощурился Дон Фигль.